Эдуард Андрющенко, Дмитрий Трещанин. Иллюстрации: Любовь Моисеенко

23 декабря 2019 года


В очередной раз придя в советское консульство в Шанхае, Жаспар получила ответ: в репатриации отказано. Подать новое заявление можно было только через полгода, но она решила не ждать — отправила Президиуму Верховного Совета СССР письмо, полное пафосных признаний в патриотизме с просьбой пересмотреть решение.

Начало истории:

Часть I. Madame Thais
После Второй мировой войны тысячи эмигрантов, бежавших из России из-за революции, получили возможность вернуться на родину. В спецпроекте Настоящего Времени историк Эдуард Андрющенко рассказывает о судьбе женщины, которая предпочла вернуться в сталинский СССР, бросив богатую жизнь в Китае и Франции

В МГБ присматривались к потенциальной новой гражданке. Очень уж интересный был «объект». Отец и первый муж — белоэмигранты, второй муж — французский разведчик, «близкая связь» Сассун — английский разведчик, кузен мужа — «известный фашист» де Голль, мать и сестра — в Италии (супруг сестры — «бывший фашист»), друзья среди активистов эмигрантских антисоветских организаций.

И с таким бэкграундом она вдруг отказывается от обустроенной жизни в Париже и больших денег шанхайского миллионера и настойчиво просит пустить в СССР. А там ее никто особо не ждет — советские родственники у Жаспар были, но она даже не знала, как с ними связаться.

Тот факт, что дядя Таис — авиаконструктор Туполев, чекисты тоже не забывали. Надо учитывать, что это были первые годы холодной войны с тотальной шпиономанией, когда для подозрения в работе на врага было достаточно и меньших оснований.

Вскоре подозрения подтвердились. Арестованный реэмигрант из Китая Валентин Валь-Присяников на допросе мимоходом упомянул «известную французскую разведчицу Жаспар Таисию». Помимо французов, в дальнейшем в спецслужбе предполагали, что она может работать на американцев, англичан и гоминьдановцев.

В 1950 году чекисты решили: разумнее будет пустить художницу в страну и держать под колпаком. А дальше по ситуации — арестовать или завербовать. Тогда она сможет рассказать немало интересного о работе иностранных разведок в Китае и эмигрантах-антисоветчиках, а если станет агентом — еще и поработать против них.

Киевлянка Вера Трофименко отправила заявление в МИД с просьбой разрешить въезд ее приятельнице из Шанхая, обещая предоставить ей жилье и первое время помогать деньгами.

Параллельно она пригласила Жаспар в Киев, та согласилась. Об этом Трофименко попросили в МГБ. Чекисты убедили МИД, что теперь Таисии отказывать не стоит. В 1951 году Жаспар наконец получила советский вид на жительство и въездную визу, а в начале 1952-го прибыла.


Фото вида на жительство Таисии Жаспар. Архив СБУ
Хитрая пролаза
Так «Католичка» поселилась в Киеве, время от времени наведываясь в Москву.

Из агентурных донесений, сводок наружного наблюдения и прочитанных писем в МГБ знали буквально о каждом ее шаге. Естественно, первые месяцы она потратила на решение житейских вопросов: устроилась на работу, получила паспорт вместо вида на жительство и подыскала съемную комнату.

«...много энергии она тратит на пустяки, ввиду того, что раньше ей не приходилось обслуживать саму себя».

Из донесения агента «Оксаны», 1952 г.

Чекистам не хотелось, чтобы Таисия съезжала от Трофименко. Они подумывали подослать к художнице еще одного агента, который стал бы ее любовником и жил вместе с ней.

«Будет очень плохо, если она уйдет от "Оксаны". Мы можем потерять ее из виду. Надо подумать, кого ей подставить. Есть ли серьезный "cabaler"?»

Из резолюции МГБ, 1952 год.

Но все решилось проще: когда Жаспар нашла комнату в доме на улице Чапаева, спецслужба завербовала то ли хозяйку, то ли ее сына. Да и агент «Оксана» жила на соседней улице, и они теперь часто ходили друг к другу в гости.

В Москве Жаспар времени зря не теряла — заводила десятки знакомств с полезными людьми, в первую очередь чиновниками и успешными деятелями культуры (среди них — Александр Фадеев и Самуил Маршак).

Портрет Зои Космодемьянской при этом, по выражению самой художницы, использовался «как таран». Каждый встречный непременно слышал, что Таисия — автор картины, висящей в музее Красной армии. По словам агента «С-15», она не упускала возможность сообщить об этом факте даже абсолютно случайным людям — например, сторожу Новодевичьего кладбища.


Тот самый таран Таисии — «Зоя на допросе» (фоторепродукция). Центральный государственный архив-музей литературы и искусства Украины (ЦГАМЛИ)
— Очень шустрая пролаза, — так охарактеризовал «Католичку» упомянутый агент.

Другой агент рассказывал, что Таисия намеревалась сменить фамилию на Жаспоренко — «чтобы не выделяться из основной массы населения Украины». Видимо, это была принятая за чистую монету шутка: своей фамилией художница гордилась и дорожила.

В планы Жаспар на ближайшие годы входил переезд в Москву, но позже она передумала, оставшись в Киеве, и, судя по письмам, всей душой полюбив этот город.

Таисия старалась выучить украинский, ходила в театр, в том числе на украиноязычные спектакли. Однажды во время антракта в театре ее спутник, журналист Павел Симонов, познакомил ее с пришедшим на спектакль Максимом Рыльским — одним из ведущих украинских поэтов XX века. Художница сразу же предложила нарисовать его портрет. Рыльский был не против.

Многие обращали внимание на привезенные из прошлой жизни привычки и предпочтения Таисии. Например, она не запирала дверь в квартиру, а на пол постелила шкуру леопарда, которая резко контрастировала с небогатым советским интерьером.

Летом 1952 года Жаспар устроилась в графическую секцию Союза художников УССР. Первое время ей поручали иллюстрировать книги. Опыта в этом деле пока не было — приходилось учиться на ходу.

Но у художницы было своеобразное преимущество: во всей стране мало кто мог так же хорошо, как она, изображать китайцев. Медовый месяц в отношениях с режимом Мао как раз порождал немалый спрос на китайскую тематику в культуре.


"Придут китайцы – повесим коммунистов". Что советские граждане думали о возможной войне с КНР
Пятьдесят лет назад закончились бои между советскими пограничниками и китайскими военными на острове Даманском. Прямое столкновение двух социалистических ядерных держав стало логическим продолжением многолетнего скрытого конфликта между бывшими друзьями

Со временем Таис занялась репетиторством — стала давать частные уроки английского и французского. Денег все равно не хватало.

Сводить концы с концами какое-то время позволяли привезенные из Шанхая дорогие вещи — в том числе шубы, которые Жаспар продавала знакомым.

Среди потенциальных покупательниц шуб была и Лидия Вертинская, уже почти десять лет жившая в Москве вместе с мужем. В те годы она училась в художественном институте и только начинала сниматься. Позже она станет профессиональным живописцем и известной актрисой. Таис и Лиля (так называли Лидию друзья) часто виделись, гостили друг у друга в Москве и Киеве. Вертинская попала в сводку наблюдения за Жаспар — в документе она упомянута как «объект Галя».


Один из знакомых Таисии Жаспар. Съемка скрытой камерой. Архив СБУ
Отношения Жаспар с семейством Вертинских в Москве нельзя назвать безоблачными. За глаза они могли говорить довольно неприятные вещи друг о друге. По словам Ильиной, Вертинские «шипели» на Таисию, поскольку им не хотелось вспоминать свое бедственное положение в Шанхае и ее помощь.

— Вертинский заметил, что она [Жаспар] «таскалась» в белогвардейских кругах [в Шанхае].

Из донесения агента «Соррейнтийца», 1952 г.

— С Вертинским не виделась, так как мы с Наташей [Ильиной] поцапались с Лилей и решили у этих нуворишей не бывать».

Из письма Жаспар Екатерине Ильиной (матери Наталии Ильиной) в Шанхай, 1952 г.

— С Вертинским она [Жаспар] встречалась в концерте, он по ее словам много хвастал, говоря о своих отношениях с высокопоставленными лицами нашего правительства, в частности министром культуры т. Пономаренко и даже о товарище Сталине, которые якобы в свое время хвалили его.

Из донесения агента «Символа», 1953 г.

В опубликованных письмах Александра Вертинского к Лидии Таисия Жаспар упоминается четыре раза. Это 1954-55 годы, когда певец встречался со старой знакомой во время гастролей в Киеве. Вертинский в письмах жалуется, что художница не отдает долги, рассказывает об очередных вещах, которые та предлагает купить (духи и старый мольберт, который он сам еще в Шанхае, нуждаясь в деньгах, продал Таис), и называет ее «стервой» после того, как она условилась о встрече и не пришла на нее.

Кроме Вертинской, в ходе слежки за «Католичкой» наружка фотографировала и других видных деятелей советской культуры. В Москве это были карикатурист «Крокодила» Игорь Сычев (объект «Жак») и театральный актер Александр Слободской («Самуил»). В Киеве — художники Леонид Чичкан («Длинный»; он положил начало целой творческой династии — известным художником стал в том числе его правнук Давид Чичкан), Леонтий Коштелянчук («Жук») и Всеволод Шаркевич («Франт»).

Свободное время Жаспар любила проводить в ресторанах и театрах. Рестораны — только лучшие.

— Я в харчевнях не питаюсь, — как-то ответила она на предложение зайти в недорогое заведение. И походы на спектакли и ужины часто оплачивали ухажеры.

Во время одной из поездок «Католички» в Москву Любимов пригласил ее в Большой театр на «Лебединое озеро». Та согласилась, но поставила условие: возьмет с собой еще и Ильину. Журналисту удалось достать лишь два дефицитных билета в главный театр страны.

— Только мы обязательно должны встретиться перед спектаклем, — сказала Жаспар, забирая билеты, — хочу вам показать свое вечернее платье. Постарайтесь все же достать третий билет для себя. А если не получится — пересидите где-нибудь до конца спектакля, заберете нас, и пойдем втроем ужинать.

Агент «Александров» вообще-то планировал тот вечер провести с женой, но, выполняя задание, согласился на встречу до спектакля. Но Таис не пришла — позже она объясняла, что перепутала станцию метро, возле которой должна была его ждать.

Ильина укоряла подругу за то, что та «эксплоатирует» людей. Сама «Католичка» с гордостью пересказывала эту историю знакомым как пример своего успеха у мужчин.

Если Любимову Жаспар явно не собиралась отвечать взаимностью, просто наслаждаясь его вниманием (которое тот на самом деле изображал по заданию чекистов), то с Бенкунским вышло иначе. Художница не раз пыталась его поцеловать и вообще показывала, что красавец-летчик ей небезразличен. Но агент «Егоров» был согласен лишь на дружбу, а кураторам докладывал: ее влюбленность — лишь «спектакль».

Многие считали наигранным и показным советский патриотизм Таис. Она без устали восхищалась укладом жизни в СССР, Москвой — постоянно сравнивая советскую столицу с Парижем не в пользу последнего — и лично Сталиным.

— Мне трудно будет описать те чувства, что владели мною тогда, когда я увидела лицо того, чье имя знает весь мир. Самое замечательное в этом лице это особое магнитическое обояние, которое льется Вам в душу, очаровывает, притягивает всех глядящих на него и это обояние настолько сильно, что я, например, никого и ничего не видела в течение тех минут, пока мы проходили мимо мавзолея. Все тысячи глаз слелись, как прикованные, в одни: тепло струилось от демонстрантов к нему и тепло, как лучи света, лилось к проходящим! Беспорно это лицо могло принадлежать только гению. И мы были горды, что гений нашего века, надежда всего человечества, — родился, живет и трудится на нашей земле.

Впечатления Жаспар от первомайской демонстрации, на которой она увидела Сталина. Фрагмент письма бывшему шанхайскому любовнику Моисею Коссовскому, 1952 г.

В 1956 году, когда началась десталинизация, высказывания Таисии вполне соответствовали генеральной линии партии. В разговоре с агентом «Морским» она заявила, что «ни в одном реакционном правительстве не было того, что творил Сталин», и смеялась над решением похоронить «отца народов» рядом с Лениным: «ни в одном мавзолее мира не ложили по двое, это только здесь могут такое сделать».


В марте того же года членам республиканского Союза художников зачитали антисталинский доклад Никиты Хрущева «О культе личности и его последствиях». По словам Жаспар, многих ее коллег услышанное удивило, а ее саму — нисколько. О массовых репрессиях она знала из прочитанной в 1946 году книги известного советского перебежчика Виктора Кравченко «Я выбрал свободу».

«Инженер»-любовник
За первые месяцы в СССР Жаспар не сделала ничего, что позволило бы разоблачить ее как разведчицу. Это, конечно, ни о чем не говорило — разработка «объектов» могла вестись годами, прежде чем человек себя проявлял.

Подозрительного в поведении «Католички» хватало.

Не раз окружение художницы обращало внимание на ее интерес к армии и авиации.

— Жаспар просила источника познакомить ее с военным большим чином, при этом сказав, у меня есть наряды для такого визита.

Из донесения агента «Прониной», 1952 г.

Не могла не настораживать и идея Таисии познакомиться с живущим в Москве дядей, получившим к тому времени уже четыре Сталинских премии, — Андреем Туполевым.

— Ну, ищите. Что же вы не ищите?

— Я искала.

— И сделайте запрос. Напишите дома имя, отчество, фамилию, и вам через 2 часа дадут ответ. У Туполева тоже история была.

— Я даже слышала, что его расстреляли.

— Видите ли, подробностей мы не знаем.

— Но знаете, что что-то было?

— Да, он был арестован. Но я уже не помню, за что, кажется, его жена оказалась шпионкой.

Диалог о Туполеве между Жаспар и ее знакомой Анной Захаровой. Из материалов прослушки, 1952 г.

Жаспар побаивалась, что за ней тоже придут. В разговорах с друзьями она с тревогой вспоминала своих шанхайских знакомых, репрессированных после возвращения в Советский Союз, — например, актера Евгения Сегеди и его жену Галину. По мнению художницы, этих людей арестовали «по делу» — за антисоветскую деятельность в прошлом.

Окружающие слышали от Таисии, что сама она ничего незаконного не совершала, но все же в ее биографии есть темное пятно — связи с Сассуном. В МГБ считали подобные разговоры лишним подтверждением того, что у «Католички» есть и более серьезные «грехи».

В июне 1952 года киевские чекисты составили и отправили на согласование министру госбезопасности Николаю Ковальчуку план разработки Жаспар из 25 пунктов.

Среди прочего с «Католичкой» должен был познакомиться агент, изображающий инженера или конструктора режимного завода, который специализируется на военной авиатехнике. На эту роль планировали подобрать мужчину средних лет, «холостого, волевого и красивого», по возможности хорошо знающего сферу, в которой он (по легенде) работает. Для успешного проведения операции «инженеру» предстояло начать роман с художницей.

— Агента сблизить с Жаспар Т. П. на интимных отношениях с тем, чтобы она стала вхожа в его квартиру, которая будет оборудована соответствующей обстановкой и создавать видимость, что агент в квартире занимается соответствующими работами (чертежами, записями, расчетами и т.п.), связанными с «секретными» изобретениями, — предлагали в МГБ.

Дальше все просто: агент идет за продуктами, оставляя «Католичку» наедине с «секретными чертежами». Если она шпионка, то начнет фотографировать бумаги. Чтобы узнать, прикасалась ли женщина к листам, на них хотели нанести специальное химическое напыление.

Другой агент должен был играть роль командира полка реактивных самолетов. Его интимная близость с Таисией планом не предусматривалась — для начала нужно было просто проверить, проявит ли «объект» интерес к нему.

Третьего агента предлагалось выбрать из числа реэмигрантов из Франции — чтобы хорошо знал язык и парижскую жизнь. Этот человек представился бы посланником Андре Жаспара, которому поручено встретиться с Таис и «установить контакт по совместному сотрудничеству». Чтобы у «Католички» не возникало сомнений, агенту должны были вручить поддельное рекомендательное письмо от Жаспара. Но министр госбезопасности эту идею отверг — была высокая вероятность, что Таис и Андре заранее оговорили какой-то условный знак или пароль для такой связи.

Другие пункты плана: переснять дневник Жаспар и фотоальбом, который она почему-то никому не показывала, подсказать ей для аренды квартиру, заранее оборудованную прослушкой, тщательно проверить ее новых киевских приятелей и так далее.

Знакомство Таисии с «инженером-конструктором» и «командиром авиаполка» чекисты считали приоритетными. В резолюции августа 1952 года один из высокопоставленных офицеров МГБ называет этот замысел «одной из самых важных задач в отделе» и требует от его начальника, полковника Кожушко, отчитаться о выполнении.


Но идею так и не воплотили в жизнь — Жаспар так и не встретила ни «полковника-авиатора», ни «авиаконструктора». Почему — непонятно: в деле нет документов, объясняющих эту недоработку. При этом в очередной записке указывается, что к выполнению этих пунктов плана уже приступили.

Лишь спустя полтора года, в начале 1954-го, спецслужба начала думать о кандидатуре одного летчика и инженера-конструктора. Это был агент «Планор», он же Александр Маноцков.

В документах указано, что летчика завербовали в 1946 году во время работы в Новосибирске, но в 1952-м исключили из агентурной сети — «Планор» «в явках был неаккуратен, инициативы не проявлял и неоднократно просил освободить его от выполнения заданий».

Вскоре Маноцков переехал в Киев вместе с возглавляемым Олегом Антоновым опытно-конструкторским бюро, на котором работал. В 1954-м «Планора» вернули в агентурную сеть, но в деле Жаспар так и не использовали. Маноцков погиб во время испытаний на Святошинском аэродроме в 1957 году.

Неуловимая шпионка?
В июле 1952 года Жаспар присутствовала на заседании комиссии, где обсуждали эскиз дипломной работы молодого киевского скульптора. Внимание художницы привлекла фигура китаянки, а точнее изображение ее костюма — он не был похож на то, что носят в Китае. Таисия, знаток китайского быта, показала автору, как это исправить, и пообещала, если нужно, дать более подробную консультацию. Интересно, что в одном из писем она назвала неправильный костюм словом, знакомым современному читателю из рецензий западных фильмов об СССР, — «клюква».

Дело, кажется, было не только в костюме. Скульптор, которого звали Эдвард Кунцевич, был очень хорош собой и понравился «Католичке». Начались совместные походы в кино, рестораны и домой к Жаспар.

Для Кунцевича знакомство с Жаспар было частью задания. Поначалу через него хотели подставить к объекту какого-то родственника, работающего на оборонном заводе. Этот план тоже не воплотили в жизнь, но на протяжении года с лишним скульптор исправно сообщал кураторам о «Католичке».


Эдвард Кунцевич, он же — агент «Символ». Архив СБУ
...Жаспар рассказала ему кое-что о Жане Пол-Сартре, известном французском буржуазном философе и писателе, одним из основателей философского течения экзистенциализма (крайняя реакционная форма современного идеалистического мракобесия в буржуазной философии и литературе). При чем на этот раз говорила о нем гораздо смелее и больше чем раньше.

Из донесения агента «Символа», 1952 г.

Впоследствии Кунцевич стал известным мастером. Среди его работ — бюст Максима Горького в вестибюле станции метро Университет в Киеве и главный памятник Ленину в Донецке. После распада СССР Эдвард Кунцевич участвовал в создании памятника гетману Петру Сагайдачному, который открыли уже после его смерти. Скончался скульптор в 1996 году.


Работники коммунальных служб вычищают последствия взрыва возле памятника Ленину в Донецке работы Эдварда Кунцевича. В результате взрыва, произошедшего 27 января 2016 года, была повреждена часть постамента
Однажды две фотографии «Символа» Жаспар отправила вместе с письмами в Шанхай — бывшему любовнику Моисею Коссовскому и подруге Вере Анастасьевой. Она сама рассказала об этом Кунцевичу, пояснив, что хочет показать, какие мужчины ухаживают за ней. В МГБ посчитали: что-то тут не то.

В деле есть имена еще нескольких агентов, участвовавших в разработке «Католички». Сред них наиболее интересна грузинка Лидия Хаиндрава (она же Хаиндрова, в замужестве Хаиндрова-Сереброва) — реэмигрантка, знавшая Жаспар по Китаю.


В документе упомянут еще один агент — «Чумак», некий Ю.П. Рапп
Хаиндрава известна в первую очередь как поэтесса. Один из ее литературных псевдонимов — Нина Баратова — частично совпадает с указанным в документах псевдонимом агентурным — Баратова.

Брат Лидии, писатель Леван Хаиндрава, был шафером на свадьбе Вертинских, в 1947 году тоже вернулся в СССР, но вскоре был арестован. Сын Левана и племянник Лидии, Георгий Хаиндрава — современный грузинский режиссер и политик.

Несмотря на постоянные утверждения Таисии, что серьезных отношений с ней достоин мужчина рангом не ниже министра (многие воспринимали эти слова всерьез), ее избранником в итоге стал киевский художник Константин Крылов. Они встретились в начале 1953 года в Подмосковье, куда оба поехали на семинар. Крылов был женат, но ради Жаспар развелся. Отношения не были гладкими: Таисия то собиралась выйти за «Костю», то была готова бросить его, главным образом из-за пристрастия мужчины к алкоголю.

Крылов не был агентом. В 30-х он стал жертвой репрессий — возможно, из-за этого чекисты даже не пытались завербовать его, когда он начал жить с Жаспар.
В поведении «Католички» замечали все больше подозрительных вещей. Когда в приятельских беседах заходила речь о шпионаже, она как бы между прочим давала понять, что не имеет отношения к иностранным разведкам. И в то же время заметно напрягалась.

— Краска залила все ее лицо и шею, она старалась замаскировать свое смущение, — сообщала об одном таком разговоре агент Оксана.

Тональность высказываний Жаспар о политике постепенно поменялась. Если первый год после репатриации от нее слышали исключительно оды в адрес коммунистического режима и «отца народов», то позже художница «перед определенными лицами стала в легкой форме восхвалять жизнь за границей и подчеркивать свою антипатию к советской действительности».

— Что мне нравится во Франции, что там каждый может открыто высказывать свои политические симпатии и антипатии. Вот, например, перед началом спектакля вы можете увидеть на эстраде художника, рисующего карикатуры де-Голля и де-Гаспери, а завтра этот художник продолжает ходить по улице, его никто не трогает, — такие слова Таис передала чекистам агент «Людмила».

МГБ в смену взглядов не верило: такое поведение походило на проверку кандидата на вербовку иностранной разведкой: если человек соглашается с крамольными фразами Таисии, то есть сам антисоветски настроен, то с ним, возможно, стоит «поработать». Подозрения подкреплялись тем обстоятельством, что сами сотрудники часто пользовались подобным приемом.

Один из агентов как-то спросил Жаспар: уезжая из Франции в Шанхай, она уже знала, что следующим пунктом, скорее всего, будет СССР. Так почему она оставила в Париже свои вещи?

— Ну не навсегда же я в Союзе, — ответила Таисия, но потом спохватилась и заверила, что навсегда, а вещи удобнее получить почтой.

О другой странной реплике сообщил Кунцевич. Они с Таисией ходили в театр имени Леси Украинки на «Пигмалион» по пьесе Бернарда Шоу. Жаспар отметила, что декорации сделаны неплохо, — интерьер типичного английского дома выглядит именно так, как на сцене.

Агент «Символ» удивился: Жаспар никогда не говорила, что бывала в Великобритании. Ей пришлось объяснять, что похожая обстановка была в квартирах английской части Шанхая. Но агент все равно отметил для себя (и потом рассказал куратору): это уже второй случай, когда в словах «Католички» проскакивает намек на посещение Великобритании.

Много любопытного находили и в переписке Андре и Таис. Друг к другу они обращались с теплотой и нежностью — непохоже на людей, которые расстались навсегда. Андре заботился о матери и сестре Таисии, ездил к ним на Сицилию и помогал деньгами.

Но самое главное: некоторые фразы в письмах звучали словно зашифрованные послания. Например: «Я не согласен тебе вернуть портрет человека с трубкой. Это один из твоих лучших портретов, согласен, но он у меня и я согласен его хранить. Мне кажется, что если ты следуешь моим советам, то должна больше увлекаться композицией и у тебя будет большая коллекция китайских типов».

Сам Андре в то время руководил фирмой по производству печатных (по другой версии — счетных) машинок. В 1954 году французские власти собирались назначить его на службу в посольстве в Москве, но так и не отправили.
Тщательно проверялись не только письма, но и посылки, которые «Католичка» несколько раз отправляла бывшему мужу. В Париж шли коробки с банками варенья, шпротами, салом, шоколадом, грузинским чаем, табаком, игрушками, предметами гардероба. Часть предназначалась самому Андре, часть он передавал родным Таисии на Сицилию (так Жаспар экономила: дешевле выходило отправить одну большую посылку во Францию, чем две поменьше в разные страны). На коробках и этикетках эксперты искали скрытые надписи, в банках варенья и пачках чая — тайники, но ничего не нашли.

Летчика Бенкунского ввели в разработку в том числе потому, что в теории она могла попросить его отвезти посылку за границу без досмотра — и тем подтвердить подозрения, что она шпионка.

И в какой-то момент Жаспар действительно попросила привезти кое-то из Парижа. Но тут чекистов ждало разочарование: это были не инструкции или спецтехника, а тушь и помада, которые в СССР не продавались. Шанхайским друзьям она тоже заказывала тушь Max Factor, а также хорошие краски и китайскую рисовую бумагу для рисования.


Интересный момент в письме подруге в Китае: в соседних абзацах — просьба купить тушь Max Factor и восторг от встречи со Сталиным. Архив СБУ
В 1954 году спецслужба наконец воплотила в жизнь давнюю идею — подсунуть Жаспар «секретные документы». В ту пору она снимала комнату на улице Пушкинской, в квартире некой Александры Кленцовой — разумеется, тоже завербованной МГБ как агент «Филиппова».


Главная роль в операции отводилась мужу Кленцовой, Артему Рухляеву — доценту Киевского автодорожного института и инженера-лаборанта Академии наук УССР. Он сам агентом не был, но не стал отказывать в просьбе помочь и выполнить задание. Хозяйку квартиры тоже ввели в курс дела — она должна была подыгрывать в нужные моменты.

Однажды Рухляев принес домой железный ящик для документов, запирающийся на замок. Супруге в присутствии Таисии пояснил: Академия наук получила задание из Москвы, он участвует в этом проекте и будет работать над ним дома. Чтобы все выглядело естественно, доцент ничего о сути задания не рассказывал, но всем своим видом давал понять: дело важное и секретное.

Зачем нужен ящик и так было понятно — хранить материалы, не предназначенные для посторонних глаз. Впечатление дополняла принесенная в квартиру специальная литература по вопросам ядерной физики и электротехники.

Жаспар часто заходила в комнату доцента. Не составило труда устроить все так, чтобы она, когда выйдет хозяин, увидела лежащее на столе письмо, написанное на бланке Академии наук. В тексте от имени работника АН УССР указывалось, что проект касается работы неких «подземных предприятий», а Рухляеву предстояло работать над вопросом использования на них троллейвозного транспортa. В том, что Таис читала письмо, можно было удостовериться, вложив в него волосок.

Выдуманное подземное предприятие (конечно же, стратегически важное — иначе зачем строить его под землей?) якобы находилось где-то в волынских лесах. Карту с его координатами, схему и краткую характеристику самого завода, а также чертежи троллейвозов Рухляев оставил в ящике. И бумаги, и сам ящик предварительно обработали химическим веществом, чтобы увидеть, касалась ли их «Католичка».

Дальше дело было за малым. В один из вечеров Рухляеву предстояло собраться с женой в театр и оставить Жаспар ключ от своей комнаты, попросив отдать их общему приятелю, который вскоре придет чинить пианино. В то же время, вытащив из карманов разную мелочь, доцент должен был «забыть» на тумбочке ключ от ящика с документами.

Письмо художница, скорее всего, прочитала, но повела себя вопреки ожиданиям. Она перестала заходить в комнату хозяев, а если от них что-то было нужно — звала из коридора. Из материалов дела непонятно, воплотили ли в жизнь задумку с ключами,— но даже если воплотили, она ничего не дала. Агент «Филиппова», наблюдая за поведением Жаспар, решила, что та ее раскрыла. Московское руководство отчитало киевлян за неумело проведенное мероприятие и потребовало впредь согласовывать такие планы с ним.

Когда советская контрразведка узнала, что французские спецслужбы интересуются судостроительными заводами в Николаеве, в спецслужбе решили поработать с Жаспар в этом направлении. В очередном плане по ее делу, составленному в 1955 году, появилась идея познакомить ее с новым агентом — «Днестровским». Это был инженер, связанный по работе с николаевскими заводами, живший за границей и имевший родственников во Франции. В то время его готовили для внедрения во французскую разведку. Но и эта задумка так и осталась на бумаге.

Шли годы, а достичь каких-то внятных результатов по делу «французской шпионки» киевским чекистам не удавалось, за что им неоднократно делали замечания в Москве. Несмотря на все странности в поведении «Католички», не было ни одного железного доказательства ее шпионской работы.

Конечно, нельзя было исключать, что Жаспар в какой-то момент почуяла неладное — например, догадалась о подставе с документами Рухляева — и залегла на дно, но рано или поздно все же проявит себя.

Одному из агентов «Католичка» призналась, что хочет выехать по турпутевке в Италию к матери и сестре, а назад не возвращаться, поскольку здесь ее посадят.
Prodoljeniye sleduyet.