Н. К. БУХАРИН « ОЧЕРКИ ПРИЛИНЕЙНОЙ ЖИЗНИ ОРЕНБУРГСКИХ КАЗАКОВ «ХИВИНКА»», 1892 год.
«…Дело мое подневольное, не своя воля, хоть и под нож, а пойдешь. Иду и думаю: ну, близка моя смертонька.
Прихожу, а у самой все поджилки ходенем ходят. Султанша вышла ласковой такой, присесть велела и с такой добротой смотрит на меня.
— Мы, — говорит, все — и хан, и я — очень любим русских: у хана много их на службе, и все при хороших местах и в почете живут. Вот и тебя хан желает пристроить за хорошего человека, которого он сам лично знает, будешь жить в довольстве и почете, он будет свою службу править при хане, а ты свою при мне. Мы, — говорит, — доверяем русским, народ вы честный и твердый, всякому мастерству научены, а нам такие люди нужны. В смуты и заговоры вы не входите, ересей не заводите, и мы позволяем вам жить по своему закону, так и ты будешь жить со своим мужем; теперь скажи мне: согласна или нет?
— Я ведь замужняя женщина, у меня муж живой остался в киргизском плену на Тоболе, а по нашему закону от живого мужа за другого выходить нельзя, если не дана разводная, — сказала я султанше.
— Никому не известно, кроме Бога, жив ли он теперь или нет, там по Тоболу и дальше Орда непокойная: постоянно они воюют между собою, барантуют, грабят друг друга, и потому сказать, где твой муж и жив ли он, никто не может. Затем, ты говоришь про развод, развод есть и в нашем законе, да, кажись, и во всех законах. — Помолчав немного, султанша продолжала. — На это я тебе скажу еще вот что, слушай: плен и неволя вас развели, вот твоя и разводная, понимаешь? Здесь земля не ваша, не ваш и закон: здесь ты будешь замужем, а если заслужишь свободу и уйдешь в свою сторону, там опять живи по своим законам, и если найдешь своего прежнего мужа, живи опять с ним. Что ты мне на это скажешь, справедливо или нет я говорю?
— Как же я пойду замуж, когда у меня дочь от прежнего мужа?
— При всяком разводе грудные дети остаются при матери. Вот если бы твой будущий муж не брал тебя с дочерью, ну, это так, а если он берет, то в чем же тут вина твоя? А жить тебе в нашей стране без мужа не пристойно, тогда мы продадим тебя туркменам, и тогда не видать тебе белого света, отвечай: согласна или нет? Если согласна, то чрез день будет ваша свадьба, а если нет, то завтра утром опять отведут тебя на базар.
Султанша поднялась.
Свет помутился в глазах моих, головушка кружилась…
— Я рабыня ваша, делайте так, как угодно Хану, я повинуюсь.
— Разумно рассудила ты, — сказала султанша. — Туркмен, купивший тебя, и без твоей воли был бы твоим мужем.
Чрез неделю после моего пребывания при ханском дворе, я вышла замуж за Макара Максимыча, за того самого, за которого хотел меня выдать хан.
Макар Максимыч был барский человек, из внутренних губерний России, но как прозывались его господа, теперь не помню. Захвачен он был в Астраханской губернии, обманом или иным путем, хорошенько сказать не умею, но только он был крайне недоволен своими господами, не хвалил тамошнее холопское житье, не любил даже вспоминать про них. Ничего не тянуло его в свою сторону и, надо полагать, он не желал возвращаться туда.
Был ли он вполне доволен своею жизнию в Хиве, этого он никогда не высказывал, но всегда был бодр, заботлив по службе, и был в числе ханских любимцев.
При хане он заведывал пушками, знал хорошо свое дело и вместе с ханом сделал несколько походов, за это-то его хан и любил и осыпал своими милостями; ему дана была земля с садом и домом, за крепостью, и полагалось жалованье.
С замужеством жизнь моя изменилась. Точно в сказке или во сне мне представлялось все то, что я видала наяву.
Такого довольства, такого избытка во всем я еще не видывала никогда. Бывало, только подумаешь: вот, хорошо бы это завести, а тут ровно в сказке, на другой день хан присылает. Дивуешься, спрашиваешь: «Макар Максимыч, как это хан думы мои угадывает?» Он только улыбнется: «Значит, думает об нас, вот и угадывает».
Иногда Макар Максимыч и расскажет, почему это хан угадывает его и мои мысли. Хан любил часто бывать на пушечном дворе и сам до всего доходил, все, бывало, пересмотрит, и если останется доволен, то подойдет к мужу, потреплет его по плечу, да и спросит: «Ну, что, Макар, все ли у тебя есть, не надо ли чего тебе или молодой жене?»
Не успеет Макар Максимыч домой вернуться, как, смотришь, на носилках целые тюки несут разных-то разностей, тут и парчовые и бархатные попоны, и седла, залитые серебром, золотом и самоцветными камнями, и дорогие халаты и куски парчи, бархату и плису, а этих шелковых тканей так просто груды, хоть пол ими устилай.
Я ведь в шелковой одежде и сюда, в Березовский, явилась. Щедр и милостив был хан к Макару своему, а барыня султанша еще того милостивее ко мне.
Почитай, все хозяйство на моих руках было, всеми кладовыми я заведывала, и кухней, и скотным двором.
Бывало, стану у нее проситься дом проведать (с замужества, я безотлучно при султанше находилась), а она, милостивая, и говорит мне: «Ты бы взяла чего-нибудь из кладовых, чтоб у вас недостатка не было, ну да и в запас тоже возьми, нам ведь ни поесть, ни переносить всего, что там лежит, да вот скоро и новая подать поступать будет, бери, я сама тебе позволяю». Не жизнь это была, а просто сказка…».
Приобретайте «Тюркский календарь»
Nurlan Saltaev
TEREF