Театральные люди
Однажды в кабинете руководства Радиокомитета СССР раздался звонок, который запомнился всем надолго. Звонил Сталин. Вождь днем ранее слушал по радио 23-й фортепианный концерт Моцарта, исполнение которого его очень впечатлило. Так, что он спросил, могут ли прислать ему на дачу запись, уточнив, что «Играла Юдина».
Отрицательного ответа, естественно, не предполагалось. Иосифу Виссарионовичу ответили, что, конечно, все пришлют. Когда вождь повесил трубку, все, кто находился в комнате, должны были застыть в оцепенении: ведь никакой записи не было — концерт передавался вживую…
Было принято единственно возможное в такой ситуации решение: немедленно сделать пластинку. Вызвали Юдину, оркестр и дирижера. «Все дрожали от страха, — рассказывал Шостакович. — За исключением Юдиной, естественно. Но она — особый случай, ей было море по колено». Дирижера пришлось отослать домой — он не смог справиться со своим страхом и спокойно настроиться на работу. Вызвали другого. С ним произошла точно такая же история. Только третий дирижер смог взять себя в руки и сосредоточиться на управлении музыкантами.
«Думаю, — заключал Шостакович, — это — уникальный случай в истории звукозаписи: я имею в виду то, что трижды за одну ночь пришлось менять дирижера. Так или иначе, запись к утру была готова. Сделали одну-единственную копию и послали ее Сталину. Да, это была рекордная запись». Утром пластинку поднесли Сталину.
Про Марию Вениаминовну Юдину тут надо сказать отдельно. Она была самой эксцентричной фигурой за всю историю русской музыки. Окончила Петроградскую консерваторию в 1921 году по классу фортепиано профессора Леонида Николаева (у которого учился и Шостакович). На сцену выходила всегда в черном длинном платье со свободными «поповскими» рукавами (почти что ряса) и с огромным крестом на груди. Говорят, никому не были ведомы такие тайны звукоизвлечения, как Юдиной. Она играла с силой десяти мужчин!
Музыкальные интерпретации Марии Вениаминовны воспринимались аудиторией, по свидетельству музыковеда Соломона Волкова, как иступленные проповеди. Но ей самой «только лишь» музыки было мало, и она часто, прервав свой концерт, обращалась к публике со стихами запрещенных тогда Пастернака и Заболоцкого.
Эта удивительная женщина родилась в 1899 году в небольшом городке Невеле. Это была традиционная еврейская семья: мама — рачительная домохозяйка, отец — земский врач и много детей. Страстный, неукротимый темперамент, под впечатлением от которого находились ее коллеги и ученики, проявился еще в детстве. Во многом именно благодаря ему Мария была активной и любознательной девочкой, никогда не довольствовавшейся готовыми ответами. Первые уроки игры на фортепиано будущая пианистка получила в шесть лет. К 1912 году она окончательно осознала свое призвание и поступила в Петербургскую консерваторию. Но через некоторое время по семейным обстоятельствам была вынуждена прервать обучение и вернуться в Невель.
В 1918 году произошло знаменательное знакомство еще юной Марии Юдиной с известным ученым Михаилом Бахтиным — он приехал в Невель преподавать в трудовой школе. Мария довольно легко, органично вошла в бахтинский кружок интеллектуалов.
Михаил отмечал любопытную деталь — одаренную студентку Петербургской консерватории он будто никогда не видел «молодой», хотя Марии, когда они познакомились было всего 19, но очень она была серьезна и рассудительна. Бахтин рассказывал, что уже тогда она мечтала о служении, более высоком, чем служение искусству, ей всегда хотелось стать чем-то существенным, большим, важным.
В 20 лет, в 1919 году, когда во всю бушует антирелигиозная пропаганда, она принимает православие. В дневнике она написала: «Нужно быть доброй, нужно согревать людей, не жалеть себя, творить добро — всюду, где можешь. Я хочу показать людям, что можно прожить жизнь без ненависти, будучи в то же время свободным и самобытным. Да, я постараюсь стать достойной внутреннего голоса своего».
Диплом Мария Вениаминовна получала в 1921 году уже не в Петербургской, а в Петроградской консерватории. По окончании она осталась в должности преподавателя, а с 1923 года — профессора. С какой-то невероятной безбоязненностью, открытостью читала с консерваторской кафедры лекции рабочей молодежи о том, что любая культура, любая вообще сфера деятельности человека пуста без религиозных смыслов. Увольнение за «моральное растление» студентов, по сути, оставалось делом времени…
В 1929 году состоялся ее первый сольный концерт в Москве, а в 1930-м Мария Юдина была уволена из Ленинградской консерватории. Поговаривали, что это крайне мягкое наказание за «излишнюю религиозность» и лишь счастливое стечение обстоятельств спасло пианистку от ареста.
«Я сподобилась скромного минимума, — писала Мария Вениаминовна, — меня не арестовали, но довольно шумно изгнали из профессуры Ленинградской консерватории, также из прочих видов работ, долго я была без куска хлеба и прочее».
Позже все временно наладилось: через пару лет Марии Вениаминовне удалось устроиться в Тбилисскую консерваторию — там она вела аспирантуру для пианистов, а позже ее приняли в штат Радиокомитета и в Московскую консерваторию, в которой она проработала до 1951 года. Долгое время Юдина преподавала и в Институте имени Гнесиных, но в 1960 году была оттуда уволена из-за нескрываемых православных убеждений.
Громкий, одиозный 1939 год запомнился Юдиной огромной личной трагедией: покоряя горные вершины, погиб ее жених — альпинист Кирилл Георгиевич Салтыков. Она приняла его мать как свою, ухаживала за ней долгие годы. Никаких личных отношений у нее больше не было.
Когда началась Великая Отечественная война, Юдина страстно хотела попасть на фронт и защищать Родину. Пошла на курсы медсестер, но поняла, что не справится: «когда пришла в госпиталь … обливала тяжелораненых слезами и помощи от меня было никакой. Значит, надо искать другое себе применение». Лиловыми от холода руками играла людям, сидевшим в неотапливаемом зале в валенках и шубах. Ездила в блокадный Ленинград с концертами. В подпоясанной веревкой солдатской шинели развешивала на московских столбах объявления: «Лечу с концертами в Ленинград. Принимаю посылки весом до 1 кг».
В Гнесинке на уроках музлитературы студентам говорили: пишите, Стравинский — это ужасная, реакционная музыка. А в классе Юдиной это именно и играли ее ученики… Власти ломают психику Шостаковича. Загоняют в страх. Угрозами вынуждают признаться: всё, что он до этого дня написал, — череда заблуждений. Включая даже Седьмую!.. Композитор замыкается, пишет в стол. А в классе профессора Юдиной разучивают Квартет Шостаковича. Она зовет его на репетицию. Он входит в консерваторию. Юдина, раскрыв двери класса, на полном серьезе кричит уборщицам: стелите красные дорожки! К нам идет гений!…
Юдина хорошо зарабатывала, но жила в крайней бедности, почти нищете. Получив гонорар, она раскладывала на столе стопочки. Вот это — на лечение сына консерваторской гардеробщицы, это — семье ссыльного священника, а это — рабочему сцены, которого она почти силком отправила в больницу, где выяснилось, что у него туберкулез. Для нее помощь другим — политзаключенным, друзьям и незнакомым людям — была не добродетелью, а нормой, всего лишь порядочностью. Она помогала всем, кто нуждался, отдавая все, что было и чего не было. За это ее многие осуждали — как это, занимать у одних, чтобы отдать другим?
Но вернёмся к истории с пластинкой. Получив запись, Сталин вознаградил Юдину фантастическим по тем временам гонораром - 20 тысяч рублей. А в ответ Мария Вениаминовна пишет ему такое письмо:
«Я благодарю вас, Иосиф Виссарионович, за вашу помощь. Я буду молиться за вас днем и ночью и просить Господа простить ваши великие грехи перед людьми и страной. Господь милостив, и Он простит вас. Я отдам деньги церкви, в которую хожу».
Это было хуже самоубийства. Но никаких репрессий против Юдиной не последовало.
Рассказывали, что когда Сталин умер, то эту самую пластинку Моцарта нашли на проигрывателе рядом с кроватью вождя.
Можно как угодно относиться к этой истории, но даже очень скептический Шостакович настаивал на ее правдивости.