Дело было в сентябре 1901 года, граф тогда в крымском дворце графини Паниной поправлял здоровье после тяжёлого воспаления лёгких. В конце беседы Лев Николаевич тихонько произнес: «Вы знаете, я терпеть не могу Шекспира, но ваши пьесы еще хуже. Шекспир все-таки хватает читателя за шиворот и ведет его к известной цели, не позволяет свернуть в сторону. А куда с вашими героями дойдешь? С дивана, где они лежат, — до чулана и обратно?»
Антон Павлович хоть и моложе на 32 года графа, но всё же в 1901 году он уже всемирно известный писатель, его переводят и много печатают в Европе. Но мудрый Чехов не обиделся (по крайней мере, виду не подал), а позже сказал Ивану Бунину: «Знаете, что меня особенно восхищает в Толстом? Его презрение к нам как писателям. Иногда он хвалит Мопассана, Куприна, Семёнова, меня... Почему? Потому что он смотрит на нас как на детей. Наши рассказы, повести и романы для него детская игра... Другое дело Шекспир: это уже взрослый, его раздражающий, ибо он пишет не по-толстовски...».
И ведь это Антон Павлович еще не читал критический очерк Толстого «О Шекспире и о драме», изданный в 1905 году (Чехов умер годом ранее), а то бы убедился в своей правоте. Недаром в одной из своих записных книжек Чехов остроумно заметил: «Не Шекспир главное, а примечания к нему». Отчасти едкое чеховское замечание о подмене первостепенного вторичным можно было бы адресовать и Льву Николаевичу.
Источник: Московские записки