Силой обстоятельств в августе 1246 года свидетелем избрания вели­кого хана Гуюка, происходившей в самом сердце Центральной Азии, на родовых пастбищах Чингизидов, оказался посланник папы римского францисканец Иоанн де Плано Карпини. Согласно правилам церемо­нии, он находился в многотысячной толпе чужестранцев, прибывших со всех концов света, чтобы поклониться новому властелину мира. Брат Иоанн оказался в роли зрителя, не допущенного в центр священнодей­ствия и наблюдающего события извне. Закрытая от посторонних глаз часть ритуала осталась для него тайной за семью печатями. Это и опре­делило содержание его повествования.
***
Стремясь проникнуть в тайны монгольского владыки, он тщательно расспрашивал христиан, которые уже много лет находились на службе у монголов, и даже смог, если верить его словам, рассмотреть вблизи трон и выяснить содержание надписи на ханской печати. В своём отчёте папский дипломат, как правило, называет свои источники информации: «Мы узнали также при дворе вышеназванного императора многое и от тех, кто прибыл с другими князьями: от многих русов, венгров, знающих латынь и галльский, христианских священников и других, кто был с тартарами; некоторые в течение тридцати лет участвовали в войнах и других деяниях тартар и знали о них всё, потому что владе­ли языком и постоянно пребывали с ними некоторые двадцать, некото­рые десять лет, одни больше, одни меньше; у них мы могли выведать всё, и они сами с охотой и зачастую без вопросов излагали нам всё, так как знали наше желание» (LT, IX. 39).
Обрисовывается круг общения запад­ных дипломатов при великоханском дворе: это были их соотечественники или единоверцы, несомненно, обладавшие надёжными сведениями. Так вот, никто из них не знал, как происходили выборы хана в белом шатре и как выглядела коронация в золотом шатре. Отсутствие внутренней информации компенсировалось яркими внешними впечатлениями. Удивительные по красоте дары и редкие животные для нового им­ператора, прибывшие из неведомых европейцу юго-восточных стран, столпотворение языков и народов по случаю коронации, головокру­жительная роскошь одежд и конского убранства монгольской знати, богатые ханские шатры, вмещавшие тысячи людей, раздача сокровищ подданным, выглядевшая как разграбление ханской казны, и щедрые пиры, длившиеся более месяца, – всё включил в себя удивительный спектакль, исполненный глубочайшего смысла.
***
В центре равнины был воздвигнут большой шатёр белого цвета; в нём могло поместиться более двух тысяч человек. Шатёр окружала разрисованная деревянная ограда. Она очерчивала границу, букваль­ную и информационную. Первые четыре дня курултая были наиболее важными, поскольку совпадали с праздником середины лунного года. Главные участники этого действа, согласно рассказу Джувайни, «каждый день надевали но­вую одежду другого цвета». Благодаря свидетельству Иоанна де Пла­но Карпини мы знаем, в одежды какого цвета переодевались участники курултая. Четыре недели длился непрерывный пир, но брат Иоанн и его спут­ник брат Бенедикт могли только строить предположения об истинном смысле событий, происходивших в белом шатре. За­тем все участники церемонии прибыли на новое место, где увидели рас­кинутый золотой шатёр. По мнению францисканца, Гуюк был возведён на трон в золотом шатре.
Важно, что эти сведения соответствуют дей­ствительности. И уже здесь новый правитель империи принимал ино­земных послов. Только по завершении коронации европейским послам позволили пересечь порог золотого шатра, и тогда, согласно церемониа­лу, они должны были облачиться в пурпурные одежды, под которыми следует понимать дорогие одежды.
Сведениями о переодевании брат Иоанн поделился с собратом по ор­дену, Салимбене де Адамом, по возвращении в город Лион. Брат Салимбене так воспринял слова папского дипломата: «Сей брат Иоанн сказал нам ещё, что, прежде чем он прибыл к повелителю татар, он проделал утомительный и трудный путь. И что он смог войти к великому повелителю, только облачившись в пурпурную одежду. И что тот при­нял его и обходился с ним почтительно, любезно и благожелательно. И что он спросил, сколько властителей в западных странах; и Иоанн от­ветил, что два: папа и император, и что эти двое предоставляют власть всем остальным. Ещё он спросил, кто из этих двух главный. И брат Иоанн, ответив, что главный – папа, достал послание папы и отдал ему. Приказав его прочитать, повелитель татар молвил, что напишет папе ответное послание и вручит Иоанну. Так и было сделано» (Салим­ бене де Адам, с. 225).
***
На персидских миниатюрах, где представлен хан и его окружение, подчёркнуто единообразие имперской моды. По словам Джувайни, наряды монголов в этот день выглядели так: «И все мужи, и жёны, и юноши, и девы были облачены в одежды, расшитые прекрасными жем­чугами, которые блестели и искрились так, что ночные звёзды от зависти хотели спрятаться до наступления времени». Содержимое более пятисот повозок, наполненных золотом, серебром и шёлковыми одеждами, было отдано князьям на раздачу своим людям. Подробности того, что происходило во внутреннем пространстве шат­ров, францисканцы выяснить не смогли. Будь известен папскому послу эпизод коронации, вошедший в энциклопедию Винцента де Бове, он не преминул бы включить его в своё донесение. Этого, как известно, не произошло.
Причина проста: францисканцы не владели этой инфор­мацией, а непосредственным участникам церемонии даже в голову не могло прийти поделиться своими впечатлениями с западными диплома­тами. Существовал информационный барьер, определяемый степенью доступа к сведениям, преодолеть который францисканцы не могли. Рашид ад-Дину известно опи­сание закрытых церемоний: это ритуальный отказ будущего хана от власти, письменная присяга знати, некий шаманский обряд и, наконец, возведение на престол, во время которого царевичи обнажили головы и развязали пояса на своих одеждах. Вознесение на войлоке и клятва на мече им не упоминаются. Отсутствие в описании, казалось бы, таких значимых эпизодов выглядит более чем странно и рождает подозрение, что они значимы в другой политической традиции, и эта традиция не монгольская.
Обсудив достоинства Гуюка, царевичи и эмиры дали своё согласие на возведение его на престол, «а он, как это обычно бывает, отказывал­ся, перепоручая это каждому царевичу, и ссылался на болезнь и сла­бость здоровья. После убедительных просьб эмиров он сказал: „Я со­глашусь на том условии, что после меня каанство будет утверждено за моим родом“. Все единодушно дали письменную присягу», – отмечает Рашид ад-Дин. «Тогда, исполнив обряд шаманства, все царевичи сняли шапки, развязали кушаки и посадили его на царский престол». Завер­шив коронацию, «по обыкновению все принялись за чаши и неделю за­нимались пиршествами, а когда кончили пировать, он раздарил много добра хатунам, царевичам, эмирам-темникам, тысячникам, сотникам и десятникам. А потом они приступили к приведению в порядок важ­ных и ко благу направленных дел государства», – заключает персидский историк.
Nomads of the Great steppe
TEREF